Как известно, голоса певцов разделяются: мужские — на бас, баритон и тенор и женские — на контральто, меццо-сопрано и сопрано. Эти основные голоса, в свою очередь, подразделяются: бac — на низкий или глубокий (бас профундо) и высокий (бас кантанте); баритон — на драматический и лирический; тенор — на драматический, меццо-характерный (средний), или лирико-драматический, и лирический; меццо-сопрано — на высокое и низкое; сопрано— на драматическое, лирико-драматическое (среднее), лирическое и лирико-колоратурное.

Однако в практике вокальной педагогики сплошь и рядом встречаются голоса, характер которых выступает недостаточно четко и которые поэтому с трудом поддаются определению, т.е. отнесению к той или иной категории.

Так, например, имеются голоса неопределенные, в которых недостаточно ярко выступают черты, характеризующие тот или иной основной тип голоса.

Далее, встречаются смешанные голоса, заключающие в себе черты как бы двух смежных голосов, например, тембр, имеющий в себе нечто и от тенора и от баритона, или голоса с ясно выраженным характером (тембром), но с недостаточным для данного типа голоса диапазоном; это так называемые короткие голоса, например, „тенор без верхов", „бас без низов", „короткое сопрано" и т.п. Или же встречается такая форма голоса: при общем колорите голоса, близком к меццо-сопрано, верхние ноты приближаются по своей тембровой окраске к драматическому сопрано и т.д. Наконец, встречаются еще такие голоса, которые можно было бы назвать универсальными, так как и по объему (диапазону) и по тембру они могут быть отнесены к разным типам голосов они с одинаковым приблизительно успехом подходят для исполнения произведений, предназначенных как для одного (болев низкого, например, меццо-сопрано), так и для другого (смежного, более высокого, например, драматического сопрано) голоса.

Голоса, характер которых с трудом поддается определению, нередко представляют собою для педагога большие затруднения, так как он долго не может решить, в каком плане работать над тем или иным голосом: вести ли его, например, как меццо-сопрано или как драматическое сопрано, как баритон или как тенор и т.д.

В особо затруднительных случаях, когда вокальные педагоги окончательно затрудняются решить, с какого рода голосом приходится в том или ином случае иметь дело, они (а иногда и сами учащиеся) обращаются к врачам-ларингологам (фониатрам) с просьбой поставить диагноз голоса учащегося, т.е. определить по голосовым связкам или по каким-либо иным объективным признакам характер голоса ученика.

Учащимися при этом чаще всего руководит простое любопытство. Но нередки обращения певцов к врачу в тех случаях, когда у них возникают сомнения в правильности определения их голоса преподавателем, когда тесситура, в которой педагог заставляет их петь, является трудной, непосильной, когда голос начинает заметно портиться или, наконец, когда в голосе начинают обнаруживаться те или иные болезненные явления.

Возникает вопрос, может ли врач быть полезен в определении голоса певца; можно ли на основании объективных признаков (например, анатомического устройства голосовых связок и пр.) поставить определенный диагноз голоса, т.е. настолько точно определить его характер, чтобы педагог и учащийся могли из этой диагностики сделать практические выводы.

Ответ на этот вопрос может быть только один — отрицательный. Врач не может, а главное — не должен брать на себя решения этого вопроса – и вот на каком основании. Врач видит только поверхность голосовых связок, их длину и ширину, но не может ни знать, ни учесть их толщины и внутреннего строения, между тем эти моменты имеют, несомненно, для характера голоса решающее значение (если оставить в стороне вопрос, где определяется тембр вокального голоса: в центре ли, т.е. в головном мозгу, или в периферическом аппарате — гортани (голосовых связках).

Хотя принято считать, что более низким голосам соответствуют более длинные и широкие связки, но, как доказано рядом исследований, из этого „правила" существует масса исключений.

Относительно зависимости тембра голоса (характер голоса определяется главным образом по тембру) от формы твердого неба и возможности по ней ставить диагноз голоса нужно сказать, что Малютин, предположивший наличие этой зависимости, подходит к вопросу крайне осторожно; он подчеркивает, что исключения из замеченного им явления многочисленны.

Формула для определения голосов, предложенная д-ром Эрбштейном, как формула неубедительная, научно недостаточно обоснованная и на практике себя не оправдавшая, вызвала справедливые возражения со стороны большинства врачей-фониатров.

Ряд исследователей (Мандль, Ленно Броун, Морель-Макензи) не считают вид голосовых связок характерным для того или иного типа голоса.

Другие авторы (Гугенгейм, Лермое, Краузе), хотя и полагают, что каждый тип голоса имеет некоторые присущие ему объективные признаки, все же признают, что эти признаки, во всяком случае, недостаточны для суждения по ним о характере голоса.

Последнее тем более убедительно, что среди певцов часто имеют место случаи перехода одного голоса в другой (например, из баритона в тенор, из меццо-сопрано — в драматическое сопрано и т.д.). Нередки также случаи, когда артисты „переставляют" свой голос. Так было, например, со знаменитым Броджи, певшим баритоном в течение 15 лет; переставив свой голос, он пропел с неменьшим успехом еще 15 лет в качестве тенора.

В процессе же обучения случаи перемены характера голоса (переход из баритона в тенор, из меццо-сопрано – в сопрано и т.д.) представляют собою обычное явление.

Переход одного голоса в другой может явиться результатом планомерной работы над голосом, при которой вырабатываются новые навыки, напряжения и установки органов голосового аппарата, в значительной степени изменяющие характер голоса. Так, наблюдаются случаи, когда учащийся, несколько лет певший у одного преподавателя, например, тенором, при занятиях с другим начинает петь баритоном или наоборот.

Возможно и такое допущение: подобно тому, как в руках виртуоза скрипка „обыгрывается", т.е. приобретает особые тембровые свойства, так и у певцов, в результате правильной, систематической работы над голосом, могут происходить тонкие изменения в структуре органов голосового аппарата (главным образом голосовых связок), влияющие на тембр, вплоть до полной перемены характера звука, так же как и на диапазон голоса.

Как выше было отмечено, педагоги обращаются к врачу именно в особенно затруднительных случаях, когда требуется „ультратонкая" диагностика голоса, для которой педагог считает недостаточным даже свой опытный, тонко развитой слух.

Совершенно понятно, что в таких случаях принимать во внимание сравнительно грубый врачебный диагноз нет никаких оснований, и обращение вокалистов к врачам надо объяснить только известным авторитетом, которым последние пользуются в глазах педагогов и учащихся.

Если бы вокалисты при решении вопроса о характере голоса ставили во главу угла „диагностику" врача, то они стали бы на опасный путь, грозящий роковыми для певца последствиями.

На не менее опасный путь стал бы врач-фониатр, если бы он стал настаивать на практическом значении оценки характера голоса на основании так называемых „объективных данных" (длины и ширины голосовых связок, размера гортани, величины колец трахей, объема грудной клетки и т. п.).

Практика отмечает неоднократные случаи гибели прекрасных от природы голосов, имевшие своей основной причиной, я бы сказал, непростительно легкомысленное (чтобы не сказать больше) отношение врачей к „объективной" диагностике голоса.

В тех же, правда, редких случаях, когда характер голоса в процессе работы над ним никак не поддается точному определению, врач может все же попытаться выяснить, к какому типу вернее было бы отнести тот или иной голос. Для этого надо наблюдать состояние гортани после исполнения певцом произведений с различной тесситурой. Я прибегаю в таких случаях к следующему способу: певец в течение 1/2 часа поет сначала вещи высокой тесситуры, а затем в другой раз – произведения с более низкой тесситурой. Если при внимательном осмотре гортани удается констатировать значительную разницу в окраске голосовых связок после пения на той или другой тесситуре, то это дает некоторый, но ни в каком случае не решающий, материал для приблизительною суждения о характере голоса: тесситура, после которой гиперемия голосовых связок не выходит за пределы физиологической нормы, и является, по-видимому, более естественной для данного голоса. Во многих случаях, когда результаты такой пробы оказывались недостаточными, мне эту пробу приходилось несколько раз повторять, но в конце концов, в большинстве случаев, все же удавалось получать некоторые (повторяю, во всяком случае не решающие) данные для суждения о естественном, природном, характере голоса певца.

В последнее время я с успехом стал применять, в целях выяснения истинной природы голоса у молодых вокалистов метод заглушения.

Метод этот заключается в том, что больного заглушают посредством какого-либо прибора, издающего треск (наиболее примитивный аппарат — так называемая „трещотка Барани") и заставляют его в это время громко читать или считать. Нередко больные, даже много лет страдавшие различными функциональными расстройствами голоса (например, полной афонией — безгласием или дисфонией — разными формами хрипоты, осиплости, гнусавостью и т.д.), будучи заглушены, вдруг начинают говорить совершенно чистым и ясным голосом.

Если до заглушения такие больные показывали при ларингоскопии и стробоскопии ненормальную работу истинных голосовых связок (например, судорожное их сокращение, неравномерные или вялые колебания обеих голосовых связок), плохое их смыкание (наличие щели между связками при фонации), вовлечение в работу ложных голосовых связок, которые при здоровом состоянии голосового аппарата в акте фонации участия не принимают, то после заглушения, параллельно с восстановлением голосовой функции, работа гортани принимает совершенно нормальный характер.

Из историй болезни такого рода больных обычно выясняется, что они недавно, а в некоторых случаях даже много времени тому назад, перенесли то или иное острое заболевание гортани или глотки.

Описанная метаморфоза в голосе больного и в работе голосового аппарата, появляющаяся в результате заглушения, может быть объяснена следующим образом.

Испытывая боль в гортани при остром заболевании этих органов, больной обычно подсознательно щадит эти органы („защитная функция") и потому в речи приспосабливает свой

голосовой аппарат таким образом, чтобы болевые ощущения были возможно менее интенсивны. При этом в работу голосового аппарата включаются не те мышечные группы и не те напряжения, которые воспитывались у него в течение ряда лет и давали нормальное звучание голоса, а новые, уже неестественные, неправильные, искусственно созданные. Проходит некоторое время, и у больного начинает уже развиваться привычка говорить не обычным, нормальным голосом, а иным, неестественным. Параллельно расстраивается иннервация голосового аппарата, и в результате — налицо стойкое его заболевание.

При заглушении, когда больной не слышит своего голоса и, следовательно, лишен возможности контролировать его, новая условно-рефлекторная цепь, патологическая (ненормальная), возникшая в результате болезни, разрывается, и на ее место становятся старые рефлексы (привычки), которые были у него до возникновения болезни, когда голосовой аппарат был здоров и звучал совершенно нормально.

Так как у больных через некоторое время после первого сеанса заглушения обычно обнаруживается тенденция возвращаться к ненормальному использованию голосового аппарата, в результате чего в нем опять появляются болезненные явления, то больным приходится через определенные промежутки давать повторные порции заглушения — до тех пор, пока голос окончательно и стойко не вернется к норме, к своему здоровому, естественному звучанию.

Бывают случаи, когда патологические рефлексы, заместившие нормальные, долго не поддаются выправлению, — тогда приходится упорно и длительно лечить больных заглушением, чтобы возвратить им нормальное функционирование голосового аппарата.

Метод заглушения был применен мной в целях выяснения истинной природы звука у начинающих обучаться пению в следующем виде.

Я совместно с вокальными педагогами прослушивал ряд их учеников – молодых певцов, имеющих в голосе тот или иной дефект, например, сильно выраженный горловой оттенок звука, резкий или зажатый звук, ограниченный верхний диапазон голоса и т.п., а затем заглушал их. Нередко оказывалось, что под влиянием заглушения из звука либо совершенно исчезал неприятный горловой оттенок, портивший тембр, либо звук становился значительно менее напряженным, появлялись верхние ноты, являвшиеся для молодого вокалиста „камнем преткновения", зажатый звук делался заметно более свободным, а резкий характер голоса заменялся более мягким и т.п.

По аналогии с действием заглушения на больных с функциональным расстройством голосового аппарата, я рисую себе эффект от применения этого метода на вокалистах следующим образом.

Молодой певец в результате неправильного пения, неумения использовать свой голосовой материал приобрел дурную манеру звукоизвлечения, привил себе ряд вредных вокально-технических навыков, сильно засоривших его голос. Однако его ухо уже привыкло к такому характеру голоса. Певец сам себя имитирует. Если такому певцу сказать, например, что он „поет горлом", „зажимает звук" и т.п., что это не его настоящий природный тембр, а испорченный дурными привычками, — он не поверит и будет утверждать, что такой характер звучания является именно его естественным звуком, мало того — что такое звучание голоса ему нравится.

При заглушении певца его голос, освободившись в большей степени от тех „наносов", которые наслоились на звуке в период самодеятельного пения или в результате неудачной работы у педагога, выявляется в более натуральном своем виде, как в смысле тембра, так и в отношении диапазона.

Так, нередко выясняется, что певец, будто бы имеющий ограниченный диапазон голоса, на самом деле обладает необходимыми верхними нотами, а самый звук, казавшийся, например, широким, близким к баритону, начинает звучать скорее как тенор. Ограничение диапазона могло в таком случае явиться либо результатом некоторого, присущего многим певцам, страха перед верхними нотами, либо следствием неправильного формирования звука (гласных), который певец привык слишком „густить", что, как известно, сильно тормозит выработку высоких нот. Так или иначе, в момент заглушения голос певца, не контролируемый и, следовательно, не корригируемый слухом, направляется по своему естественному руслу, а это может дать педагогу (и врачу-фониатру) некоторый материал для суждения об истинном характере голоса певца. Все же надо сказать, что окончательное суждение об истинной природе голоса ученика педагог может иметь лишь в самом процессе работы над голосом. Вообще с определением типа голоса спешить не надо: правильное, осторожное ведение его, индивидуальные особенности голоса и время сами решат этот вопрос и в большинстве случаев решают его правильно. Надо еще добавить в заключение, что бывают и такие голоса, характер которых так до конца и остается невыясненным, вернее сказать – голоса, навсегда остающиеся неопределенными, смешанными, „короткими" или, наоборот, «универсальными". Такова, очевидно, их природа.

Наверх! Запостить!